Значительная часть грузинского экспорта – подсанкционный реэкспорт автомобилей, купленных в Европе, в Россию. Об этом все чаще говорят исследователи, в том числе российские. Насколько это соответствует действительности, какие схемы и страны задействованы в этих процессах, кто и что от него выигрывает Грузия и какие риски она несет – обо этом мы говорим с Гостем недели, профессором Кавказского университета в Тбилиси Вахтангом Парцвания.
— Я начну с исследования, которые провели в России, в результате которого установили массу интересных вещей про реэкспорт автомобилей из Грузии в Россию. Конечно, не новость, это продолжается уже много лет, но я бы хотел начать с попытки понять границу между тем, что здесь легально, и в чём, собственно говоря, криминал.
— Вопрос с точки зрения соблюдения санкций непростой. С одной стороны, Грузия декларирует соблюдение санкционного режима и прямых поставок из Грузии в Россию нет - на официальном уровне. И статистика тоже ничего такого не фиксирует. Хотя есть различные подозрения и журналистские расследования, подтверждающие: что-то в минимальных объёмах и напрямую проходит через какие-то каналы.
И грузинская власть отсутствие прямых поставок интерпретирует как исполнение санкционного режима. Но если мы посмотрим санкционное законодательство Европейского союза, то там чётко прописано, что страна или организации могут быть привлечены к ответственности, если они содействуют обходу санкциям. А здесь уже возможны широкие интерпретации.
То есть, если организация, которая экспортирует или реэкспортирует автомобиль в третью страну, но он так или иначе потом попадает в Россию, эта организация попадает в поле зрения санкционных органов. Такие обходные схемы европейским санкционным законодательствам запрещены. И компании могут попасть под эти меры.
— Но чем шире интерпретация, тем больше возможностей для ухода от обвинений?
— Да, так и есть. И грузинские власти говорят: ну какое отношение имеет Грузия или грузинские организации к машинам, которые поступили, например, в Казахстан. Как мы можем контролировать, куда эта машина попадает? И, соответственно, почему мы должны нести по этому поводу какую-то ответственность? Пусть ее несет та страна, которая принимает поставку а потом напрямую ее перенаправляет. И на практике есть такие кейсы, когда организации из Казахстана или из Киргизии попадают в санкционные списки. Азиатские страны также попадают – китайские, гонконгские… Но здесь важно отметить, что попадаются те, кто торгует товарами, близкими к военному назначению. Это микрочипы, товары двойного назначения, которые напрямую могут попасть в зону боевых действий и так далее. А вот примеров, чтобы попадал в списки те, кто торгует автомобилями, нет. Ни грузинские организации, ни казахские, ни киргизские, пока, по крайней мере, в санкционных списках не значатся.
Возникает вопрос, почему не прикрываются такие лазейки? Администрировать санкционный режим нелегко. Сегмент автомобилей очень специфический. Там масса мелких посредников, перекупщиков, перепродавцов, перегонщиков и так далее. Это малый бизнес в основном. И каждого вылавливать – это же как блох ловить, эффекта никакого. Кто-то продаёт 20 машин в течение года, кто-то 50. Но нет таких компаний, которые продают сотнями. Скажем, дилеры, представители западных брендов, в это не вовлечены. Хотя какие-то кейсы есть. Называть там компании не буду. Но, тем не менее, в основном это всё мелкий бизнес.
— Но их сотни и тысячи?
Это не военный товар. Там нечего для военных целей взять
— Да. Их сотни и тысячи. И каждого европейцам надо вылавливать? А они создадут контору-однодневку. Продали, сразу контору закрыли. Большого смысла за ними гоняться нет. Вторая существенная причина отсутствия жестких санкционных мер - всё-таки это товар не двойного назначения. 90 процентов автомобилей, которые по этим каналам проходят, - это поддержанные автомобили. Очень мало новых автомобилей, которые так проходят. Это не военный товар. Там нечего для военных целей взять. Так что пусть экспортируются или реэкспортируются. Тем более, что это всё-таки западные машины, которые на вторичном рынке куплены. Хотя иногда и на первичном. Но там все-таки есть контроль, чтобы понимать, кому они продают, и где потом эта машина оказывается. И соответственно, эти компании, концерны, которые на первичный рынок выдают эти машины, жёстко контролируют продажи. Такие случаи были, но очень редко, чтобы с первичного рынка через транзитные страны попали машины в Россию.
— А какова цена вопроса? Мы можем измерить это счастье в процентах ВВП, в каких долях бюджета?
— Если с российской точки зрения, это капля в море. 25-й год – 600–700 тысяч новых автомобилей было продано в России. Через Грузию завезли около 20 тысяч. Но эти 20 тысяч в подавляющем большинстве автомобили с пробегом. Поэтому надо сравнивать с рынком поддержанных автомобилей. А это в России - 500 тысяч в месяц.
— А как это вычисляется? Эти 20 тысяч – это те машины, которые оформлены на граждан России и Белоруссии? Или это те машины, которые как-то отслежены в перемещении в Казахстан и в Киргизию?
— Да, мы считаем машины, которые поступили в Грузию. Практически все из них поступают через порт. Поти, или Батуми. Потом переправляются в Казахстан или Киргизию. Либо переправляются автовозами, через Каспийское море и так далее.
— Вот вопрос логистики интересен. Своим ходом через Россию могут?
— Да, могут. Но через Россию недавно грузинские власти еще больше ужесточили. Мы же соблюдаем санкции, поэтому и ужесточаем режим. Для граждан Белоруссии и России уже запрещено приобретение автомобилей в Грузии. То есть, они приезжали, приобретали, декларировали, что везли в Киргизию. И своим ходом туда везли. Или даже автовозом могли несколько машин взять.
— И как это отслеживается?
Из Грузии в Киргизию ушло на 1 миллиард долларов автомобилей
— Смотря кем. Если грузинской властью, то она не отслеживает. В российской статистике фиксируется, что завезённая машина поступила на учёт в России. Это значит, что она не доехала до Киргизии. Поэтому можно говорить, где эти машины остаются. Из Грузии в Киргизию ушло на 1 миллиард долларов автомобилей. А по статистическим данным Киргизии туда поступило машин на 50 миллионов. Куда остальное делось?
— Правильно я понимаю, что сама Грузия в одиночку бы такой бизнес не подняла бы, и она, скорее всего, является частью некой транснациональной цепочки?
— Да, и это подтверждается и тем, что количество поездок из Казахстана, из Киргизии возросло к Грузию. Есть граждане этих стран, которые здесь же регистрируют фирмы. Посредники всегда находят контакт. Это некая экосистема, которая самовоспроизводится. Более того, она существовала и до войны, до 22-го года. Я посмотрел объемы реэкспорта из Грузии в 19 году. Они примерно соответствовали цифрам в 1924. Около 100 тысяч машин. Другое дело, что стоимость этих машин существенно изменилась. Если в 19-м Грузия заработала примерно 700 миллионов долларов, то в 24-м она - 2,5 миллиарда. Это говорит о том, что экспортируется сегодня в основном люксовая, премиальная линейка машин. На который есть спрос в России. На бюджетный сегмент тоже есть спрос. Но пригоняемые таким путем бюджетные машины будут втридорога стоить. А тот, кто готов купить премиальную, переплатит этим перекупщикам, сумма получается не такая значительная в общей стоимости. Мерседес, Майбах например, или Porsche Cayenne и так далее. Поэтому реэкспорт сместился в сторону премиальности.
— Западный бизнес включен в эти схемы? И, может, не только автомобильный, но и скажем, страховой?
— Могу уверенно сказать, что страховой, посреднический и так далее, западный бизнес включен минимально. И только на этапе каких-то частных посредников, которые хотят где-то заработать. И связано это еще не просто с благими намерениями, а с тем, что санкционное законодательство очень жесткое. Многие считают, что оно такое мягкое, где-то применяют, где-то нет, а зря. Буквально месяц назад в Германии выявили схему, при которой, скорее всего, с ведома работника автосалона, немца примерно 50–60 лет обходными путями осуществили продажу 70 машин в Россию. И в конечном счете его привлекли к ответственности. И суд вынес решение в июле, посадили его на 5 лет. Он заработал около 5 миллионов евро. Так что это достаточно рисковая авантюра.
И в Балтии такие случаи были. И там работает таможня очень строго для того, чтобы отслеживать, что попадает на российский рынок.
— Это если мы говорим о Евросоюзе. Но география этого бизнеса явно шире.
— Я бы здесь выделил все-таки Евразийский экономический союз. Куда входят несколько стран. И Киргизия, и Армения, и Казахстан. Белоруссия здесь на том же самом уровне, как Россия.
— Конечный потребитель?
— Да. А вот страны ЕврАзЭС могут пользоваться тем, что отсутствуют таможенные границы с Россией. И, соответственно, контроль гораздо меньше. У Армении похоже. Но прежде всего, Казахстан и Киргизия. И граждане этих стран могут быть в такие транснациональные цепочки вовлечены. Не только с участием Грузии, но и других стран. Китая, например. И ездить в Евросоюз они могут спокойнее, в отличие от россиян
— Часто, кстати, в этой связи стали упоминать Южную Корею...
— Да, вполне. Китай, само собой. Поэтому существует разветвленная система таких посредников. Просто Грузия это один из хабов, через которые удобно завозить. Но таких хабов ещё много. И страны, ЕвразЭС зарабатывают очень много за счёт подобного экспорта. Другое дело, что автомобили не такие, скажем, чувствительные по сравнению с другими товарами, где маржи гораздо больше. Но, тем не менее, этот бизнес тоже процветает.
— Как всё это выглядит внутри Грузии? Я понимаю, что очень трудно отделить одно от другого. Но можем определить, сколько здесь бюджетообразующих факторов, коррупционных, и просто заработка условно-честного бизнеса?
Импорта гораздо больше, чем экспорта. И это давит на курс
— Давайте начнем с общих цифр. Общий объём грузинского экспорта в этом году, 5–6 месяцев - примерно 4 миллиарда долларов. Но больше половины – это реэкспорт. И главным образом – автомобили. И выручка за счёт реэкспорта автомобилей составляет примерно полтора миллиарда. То есть, это 40%. В отличие от России, для Грузии это существенно. Тем более, что торговый баланс отрицательный. Импорта гораздо больше, чем экспорта. И это давит на курс. То есть, нужен постоянный поток валюты, чтобы удерживать колебания курса лари. Расходная часть бюджета – примерно 30 миллиардов долларов. Соответственно, из полутора миллиарда, которые поступили от бизнеса, считаем налоги - несколько сотен миллионов долларов, которые поступают от этого бизнеса. То есть, такого крупного бюджетного эффекта я не вижу. Другое дело, что есть эффект для тех людей, которые в это вовлечены. И общий поток ВВП всё-таки увеличивается. И валютные поступления, которые приходят в Грузию за счёт продажи на экспорт автомобилей. Но, ещё раз повторю, такого бюджетного эффекта этот бизнес не дает.
— То есть, репутационных рисков оно не стоит?
— Я думаю, что не стоит. Прежде всего потому, что отсутствие механизмов контроля, правоприменительной практики преследования людей, организаций, которые задействованы в этом процессе, говорит о том, что разрыв между Евросоюзом и Грузией с правовой точки зрения увеличивается. Помимо уже существующего политического разрыва. Евросоюз преследует тех, кто обходит санкции, Грузия не преследует. И вот подобная вещь сильно влияет репутационно, негативно, безусловно. Но есть и другая отрицательная сторона: зависимость от российского рынка растёт.
И за счёт реэкспорта, и за счёт простого экспорта того. Даже если по текущему году в Евросоюз было экспортировано примерно товаров на 400 миллионов долларов. 27 стран - 400 миллионов. И в одну Россию столько же - 400 миллионов. И объём экспорта в Россию растёт. Соответственно, эта зависимость, привязка к российскому рынку через товары собственного производства, не говоря уже о товарах не собственного производства, она, конечно, усиливается.
И вот эти две репутационные издержки - отдаление от Европы, и не столько политическое, но экономическое сближение с Россией, - это довольно очевидные тенденции. И. кстати, Евросоюз в своих рекомендациях Грузии отдельно говорит о санкциях.
— А насколько Евросоюз на самом деле настойчив в этом вопросе? Или рекомендации – они и есть рекомендации?
Грузия стремится интегрироваться, и Евросоюз говорит: у нас есть определённые условия, выполняйте
— Мы на практике видим, что такой реальной борьбы за Грузию со стороны Евросоюза сейчас нет. То есть, если сами не боретесь, другие бороться тоже не собираются, потому что сразу это переводится властью в русло вмешательства во внутренние дела. Как только усиливаются даже мягкие меры и требования, это интерпретируется так, что нам, мол, выкручивают руки, Евросоюз - это такое политбюро, которое нас принуждает. А картина-то немножко другая. Грузия стремится интегрироваться, и Евросоюз говорит: у нас есть определённые условия, выполняйте. Если вы их выполняете, милости просим. Не выполняете - ждите дальше.
— А в чём мотивация «Грузинской мечты» в этом вопросе? Бюджет она этим особо не наполняет, риски растут. Понятно, есть коррупционные потоки, но и они тоже, видимо, не такие значительные.
— Я думаю, всё-таки экономический фактор значительный. И не из-за того, что есть некоторый доступ к российскому рынку подсанкционных товаров, а из-за того, что есть доступ неподсанкционных продуктов и продуктов грузинского производства. Рынок сбыта большой, импорт в огромных объёмах идёт в Россию.
При этом и ЕС гранты не так много уже предоставляет, инвестиционные объёмы из Евросоюза сильно упали. И требования: прозрачный бизнес, политические партии должны нормально работать, не ужесточать внутреннюю политику в отношении гражданского общества и так далее. Россия этого не требует. Она не усложняет жизнь политическим лидерам и правящей партии.
То есть, нет у власти такого желания ухудшить отношения с Евросоюзом, но есть желание сохранять свою власть и не реформировать ни экономику, ни политику, чтобы не создать угрозы собственной власти. И, соответственно, экономические возможности у грузинского бизнеса больше, когда идут контакты с российским рынком. Вот это важнее для власти, я бы сказал, нежели отношение к заработкам, которые приходят в бюджет.
— Вы уже затронули эту тему - есть подсанкционный реэкспорт попривлекательнее и маржи побольше. Мне подумалось, что вы имели в виду, в частности, нефть. Почему тогда итак много разговоров о машинах и так мало говорят о нефти, хотя это куда более перспективное предприятие?
— Прежде всего, это связано с тем, что объемы нефтепродуктов, которые поступают в Грузию, потребляются в основном внутри Грузии. А реэкспорт нефтепродуктов – эти объемы не такие значительные. 50–60 тысяч тонн – это капля в океане, даже не в море. На этом можно маржу зарабатывать, и отдельные структуры это делают. Но, тем не менее, в больших объемах подобной поставки осуществлять не удается. И в первую очередь потому, что в Грузии нет собственных нефтеперерабатывающих мощностей. Если бы было как у Индии, которая покупает сырую нефть, сама перерабатывает в огромных объемах, и продает уже в Европу или Соединённые Штаты, ситуация была бы совершенно другой. Сейчас торговая война между Индией и США идет именно поэтому. И европейцы уже эти схемы раскрыли и прикрывают подобные поставки. Хотя на этом они неплохо могли бы и выиграть, потому что такая дешевле, чем нефть, поступающая с Ближнего Востока.
А роль Грузии минимальна, потому что перерабатывающих мощностей нет. И это чистый реэкспорт, который в принципе виден невооружённым глазом. И может привести к очень серьёзным для самой Грузии последствиям.
Нефть – это уникальный продукт, отслеживать там логистику через морские перевозки - а там существует передача из танкера в танкер, например, - крайне тяжело. Ну а Грузия вынуждена и документы немножко переделывать, потому что указывается страна происхождения Грузия. Ну а какие нефтепродукты из Грузии экспортируются, если своих мощностей нет? Поэтому рисков гораздо больше, и внимание гораздо выше у санкционных органов. Поэтому все это не так существенно, в том числе для малого и среднего бизнеса, как в реэкспорте автомобилей.
— То есть, итожить наш разговор, всё-таки грузинская власть достаточно аккуратна и достаточно сдержана в вопросе санкций и в европейских рекомендациях, есть всё-таки какой-то регулирующий эффект, который удерживает грузинскую власть от крайностей.
— Это однозначно. Они очень осторожно действуют, принимают меры, которые могут сильно им не навредить, но имеют хороший декларативный эффект. Грузия старается в открытую не мешать санкционному режиму, соблюдать его. Поэтому каких-то серьёзных, жёстких мер со стороны ЕС в отношении тех, кто участвует в таких обходных схемах, пока не предвидится.
Форум